Этот день 1973 года навсегда изменил жизнь утонченного интеллигентного 18-летнего юноши Питера Рейли, когда он, вернувшись домой с вечерней проповеди, обнаружил на полу труп собственной матери. И хотя при виде этой сцены у Питера закружилась голова, у него хватило силы воли, чтобы тут же позвонить в полицию. Юноша ростом 165 сантиметров и весом 55 килограммов, без единого пятна крови на одежде и обуви вряд ли был похож на убийцу. Но несмотря на это полицейские, увидев Питера в оцепенении стоящим в дверях комнаты, где лежал труп, сразу заподозрили его в преступлении. При этом их подозрение было основано не столько на том, что они знали о Питере, сколько на том, что им было известно о жертве. Мать Питера просто обожала изводить людей, особенно мужчин, и отпускать в их адрес унизительные и провокационные реплики. Ее можно было назвать по меньшей мере тяжелым в общении человеком. Поэтому полицейский инспектор вполне мог допустить, что Питер, выведенный из себя ее обращением, потерял контроль над собой и убил мать в приступе ярости.
И на месте преступления и во время допросов Питер отказался от услуг адвоката, считая, что если он расскажет, как все было на самом деле, ему поверят и сразу отпустят. Однако это оказалось серьезной ошибкой со стороны юноши. На протяжении 16 часов Питера поочередно допрашивали четыре офицера полиции, включая оператора, который протестировал Питера на детекторе лжи, и безапелляционным тоном уведомил задержанного, что показания прибора свидетельствуют о его виновности. На допросе главный следователь сообщил Питеру ложную информацию о том, что полиции удалось собрать против него и другие улики. Более того, следователь подкрепил предъявленное обвинение, изложив Питеру версию, объясняющую то, как юноша мог совершить преступление и не помнить подробностей, которые стали известны полиции: мать вывела Питера из себя, доведя его до приступа ярости, во время которого он убил ее, а впоследствии ужасная сцена была вытеснена им из памяти. Теперь же общая задача следователя и Питера - “копаться, копаться и копаться” в его бессознательном, пока воспоминания об убийстве не будут восстановлены.
И они копались, копались и копались, пытаясь всеми возможными способами восстановить вытесненные воспоминания, пока Питер действительно не начал припоминать - поначалу очень смутно, но затем все ярче и ярче, как полоснул мать бритвой по горлу, а затем пинал окровавленный труп. Картины жуткого зрелища, которые Питер снова и снова прокручивал в своей голове, заставили юношу поверить, что они являются доказательствами его вины. Под неослабным давлением следователей, которые добивались от обвиняемого, чтобы он пробился сквозь свои “ментальные блоки”, Питер составил из этих прокручиваемых в голове образов отчет о собственных действиях, соответствующий обстоятельствам убийства.
Наконец, спустя всего чуть более суток после ужасного события, все еще испытывающий сомнения по поводу многих неясных обстоятельств, Питер Рейли официально признал свою вину в письменной форме и подписался под показаниями. Показания Питера практически полностью совпадали с версией, выдвинутой следователями, допрашивавшими его, версией, которую он вынужден был признать верной, хотя с самого начала не поверил в нее, и которая, как выяснилось позже, не соответствовала истине.
Питера Рейли уводят из зала суда после вынесения обвинительного приговора.
Уже на следующее утро, проснувшись в тюремной камере, после того как ему удалось хоть немного отдохнуть от изнурительных многочасововых допросов в следственном отделении, Питер понял, что не верит ни единому слову собственного признания. Однако он не мог привести каких-либо убедительных доводов в пользу отказа от него, а потому в суде для любого официального лица подписанный им документ считался имеющим юридическую силу. Главный судья отклонил просьбу Питера считать признание недействительным, поскольку оно было сделано добровольно, а полиция была настолько довольна тем, что так быстро нашла убийцу, что прекратила дальнейшее расследование. Прокурор представил показания Питера в качестве главной улики со стороны обвинения, а присяжные сделали его признание основным пунктом обсуждения при вынесении приговора и в конечном итоге признали Питера виновным в убийстве матери.
Ни один из судей не мог поверить в то, что нормальный человек может сделать ложное признание в убийстве без применения угроз, пыток и насильственных действий. И все же все они оказались неправы: два года спустя в скрытых от следствия материалах, имевшихся в распоряжении главного прокурора, были обнаружены доказательства того, что в момент совершения убийства Питер не мог находиться на месте преступления. В результате невиновность Питера была доказана, все обвинения с него сняты, и он был освобожден из заключения.
Что же произошло в следственной камере? Какие методы могли оказать на подозреваемого столь мощное воздействие, что он признал собственную вину, но в то же время остаться практически незаметными для следствия, присяжных и главного судьи, так что они не установили факт их применения? С помощью каких неизвестных нам средств и при каких исключительных обстоятельствах полиция могла убедить ни в чем не повинного человека, что он совершил убийство? Впрочем, эти методы были не так уж таинственны, а обстоятельства не столь исключительны. В сущности, те же самые механизмы лежат в основе любого средства убеждения, которые повсюду окружают нас, и именно это вызывает тревогу.
Когда Питера попросили рассказать о своей жизни спустя 20 лет после убийства, следы пережитой трагедии все еще ясно давали о себе знать. К этому моменту Питеру исполнилось 38, но перед нами был разочаровавшийся в жизни человек, разведенный и безработный, - он недавно вернулся в Коннектикут после серии неудачных попыток найти хорошо оплачиваемую работу в других штатах. В конце интервью Питер открыл нам свою душу и рассказал о том, чего он больше всего не мог понять и с чем не мог примириться во всей произошедшей с ним истории.
Интересно, что загадкой для Питера было не то, как случилось, что он согласился признать себя виновным в совершенном не им преступлении.
Его комментарии, сделанные на конференции через два года после интервью, говорят о том, что он вполне ясно представлял себе, как это в действительности произошло. Когда после бессонной ночи, растерянный, измученный, потрясенный потерей близкого человека, оказавшийся в незнакомой и подавляющей обстановке, окруженный полицейскими, которые говорят тебе, что человеком, совершившим эту ужасную вещь, являешься ты, но до того, что ты сам сейчас переживаешь, никому нет дела… когда тебя уверяют в том, что ты не помнишь того, что ты делал сам, заставляя тебя начать сомневаться в собственной памяти, когда тебе вдалбливают в голову слова, дожидаясь, когда они прозвучат на следующем допросе, но только из твоих собственных уст… при таких обстоятельствах ты скажешь и подпишешь все, что они хотят.
Если Питер осознавал, каким образом полицейским удалось вынудить его признать себя виновным, то в чем же состояла загадка, не дававшая ему покоя все эти 20 лет? Загадкой для Питера оставалось то, почему полиция так и не изменила своего отношения к нему как к преступнику. Несмотря на исчерпывающие доказательства невиновности Питера Рейли, люди, которые заставили его сделать ложное признание, а затем использовали это как улику, чтобы осудить Питера и лишить его свободы, все еще продолжали считать его виновным, заявляя, что: “Насколько нам известно, повторное расследование не выявило никаких новых фактов, заставляющих нас пересмотреть наше решение “.
Почему полиция и члены суда отказались принять во внимание обнаруженные позднее факты, неопровержимо свидетельствующие о непричастности Питера к преступлению? Представьте себе, насколько сильный когнитивный диссонанс пришлось бы испытать этим людям, если бы они допустили тот факт, что задержали, осудили и посадили в тюрьму невиновного юношу, который так никогда и не смог оправиться после пережитых им событий, в то время как настоящий убийца до сих пор на свободе. Поскольку признание этого факта полностью противоречило бы их представлениям о себе как о поборниках справедливости и правосудия, вполне понятно, почему они отвергли всякую возможность того, что в версии о невиновности Питера и в подтверждающих ее свидетельствах может оказаться хоть доля правды. Если бы они повели себя иначе, это имело бы для них тяжелейшие психологические последствия.
И все же, действительно ли такая поразительная негибкость этих людей объясняется лишь психологической самозащитой? Быть может, любой другой представитель органов правосудия, оказавшийся на их месте, также осудил бы Питера, учитывая все улики, говорящие против него. Однако данную точку зрения опровергает ответ на последнюю загадку в деле Питера Рейли: каким образом информация, долгие годы скрытая в секретных материалах главного прокурора, стала известной и позволила отменить обвинительный приговор. Возрождению Питера помогла смерть. Главный прокурор скончался от сердечного приступа, а его преемник случайно обнаружил поразительные свидетельства в материалах по делу Питера - показания двух очевидцев, одним из которых оказался офицер полиции, свободный в тот день от дежурства, видевших Питера в момент совершения преступления в другом месте. Вновь назначенный главный прокурор счел своим долгом немедленно огласить обнаруженные им свидетельства и освободить невиновного. Фактически все члены суда, непричастные к обвинению Питера, узнав о новых фактах по его делу, потребовали пересмотреть приговор. Таким образом, лишь те, на ком лежала ответственность за причиненный Питеру моральный ущерб, упрямо продолжали считать, что факты говорят о его виновности. Однако другие люди, которые не несли ответственности за произошедшее, сделали на основе тех же самых свидетельств совершенно иные выводы.
Что мы можем сказать о мотивах прокурора, осудившего Питера Рейли? Все известные нам данные говорят о том, что до конца своей жизни он упорно продолжал верить в виновность Питера и считать, что сам он действовал согласно требованиям справедливости и закона. Нет никаких сомнений в том, что он отрицал истинность свидетельств, говорящих о непричастности Питера к убийству, и рассматривал их как препятствия, мешающие свершению правосудия. А что мы можем сказать о других официальных лицах, причастных к делу Питера Рейли, осудивших его и продолжавших уверять себя в том, что изначально занятая ими позиция была верной, несмотря на противоречащую данному взгляду информацию? Если такие эпитеты, как аморальный или злонамеренный, не кажутся вам уместными, то каким словом вы можете охарактеризовать этих людей и их поступок? Позвольте предложить вам собственную версию: человеческий.